Апология Мальтуса
А.Н. Шолудько, В.А. Шупер
Человек, в защиту которого мы считаем своим долгом выступить, умер 174 года назад. Даже в энциклопедическом словаре «Демография», выпущенном издательством «Большая российская энциклопедия» в 1994 г., в огромной статье «Мальтузианство» содержится далекое от истины утверждение, будто «он [Мальтус] усматривал средство от перенаселения в распространении в народе норм христианского аскетизма, в «нравственном обуздании» (добровольном отказе от вступления в брак и рождения детей)». Можно только поблагодарить бога, что этого не довелось прочесть самому Мальтусу, ревностному христианину, священнику и богослову. Мальтусу как человеку и мыслителю в этом почтенном издании посвящена, напротив, очень краткая (и очень сухая) статья, в которой не упомянуто даже, что он был иностранным почетным членом Петербургской АН (1826). Указание на это обстоятельство, абсолютно обязательное для любых энциклопедических изданий, странным образом отсутствует и в статье «Мальтус» в Большой советской энциклопедии, которую готовили, не в пример Большой российской, с отменным тщанием. Ну а статья «Мальтузианство» в БСЭ заканчивается так: «Положения мальтузианства и неомальтузианства являются ярким подтверждением реакционности буржуазной идеологии, поэтому классики марксизма-ленинизма неоднократно подчеркивали необходимость решительной, бескомпромиссной и беспощадной борьбы против мальтузианства, неомальтузианства во всех его разновидностях, «… против попыток навязать это реакционное и трусливое учение самому передовому, самому сильному, наиболее готовому на великие преобразования классу современного общества» (Ленин В.И., Полн. собр. соч., 5 изд., т.23, с. 257)».
Томас Роберт Мальтус (17.2.1766 – 23.12.1834) был не только ревностным христианином, он столь же преданно и талантливо служил идеалам Просвещения. Он блистательно показал, как вера в Разум может самым органичным образом сочетаться с верой в Бога. В наше время, когда одни не верят в Бога, другие – в Разум, а третьи – и их становится все больше и больше – вообще ни во что не верят, едва ли будет легко привлечь внимание к идеям старого доброго рационалиста, но может быть судьба до безобразия извращенных идей этого оболганного и оклеветанного человека будет небезынтересна нам, живущим в эпоху постепенного угасания «естественного света разума»?
Поскольку современники были не более справедливы к Мальтусу, чем потомки, он успел ответить на очень многие выпады в свой адрес: «Утверждают, что я написал большое сочинение лишь для того, чтобы доказать, что население размножается в геометрической прогрессии, а средства существования возрастают в арифметической. Это несправедливо. Первое из этих положений казалось мне несомненным, как только была доказана степень размножения в Америке, а второе совсем не требовало доказательств. Главная цель моего сочинения заключается в исследовании последствий, которые неизбежно должны проистекать и действительно проистекали среди человеческих обществ из этих, изложенных на первых страницах, законов» .
Было бы глубоко неверно вытаскивать социального мыслителя, жившего и работавшего два столетия назад, на суд современности и попрекать за допущение ошибки. Разумеется, население не растет в геометрической прогрессии, если не брать отдельные не слишком продолжительные периоды в истории отдельных стран. Разумеется, физиократы заблуждались, считая, что национальный доход создается только в сельском хозяйстве, а Мальтус шел за ними и полагал вредным для экономики оказывать помощь нуждающимся не продовольствием, а деньгами – он считал в высшей мере благородным поступком возделать участок земли и отдать урожай нуждающимся, но денежная помощь, по его мнению, привела бы только к увеличению совокупного спроса на тот же объем продовольствия и соответственно к росту цен. Мальтус мыслил в категориях своего времени и он интересен нам именно как передовой его представитель, Разве не вызывает уважения его проницательное замечание: «После появления на свет замечательного сочинения Ад. Смита трудно понять, как может еще существовать мнение, что от всемогущества правительства зависит изменение экономических условий, в которых находится страна, и что спрос и предложение могут быть уравнены указом или постановлением» ? Разве не должны мы сочувствовать Мальтусу в его борьбе против опаснейшего предрассудка, лежащего в основе если не всех, то большинства социальных потрясений: «Бедствия низших классов населения и привычка винить в этих бедствиях правительство представляются мне истинной опорой деспотизма. Эти бедствия и эта привычка создают основания для злоупотребления властью» . Именно необходимость держать в повиновении низшие классы общества, с точки зрения Мальтуса, служила оправданием деспотического правления и представляла главную угрозу демократии.
Далее Мальтус развивает эту мысль: «Таким образом, возлагаемая Пейном и его единомышленниками на правительство ответственность за народные бедствия, очевидно, ошибочна. Хотя свободные государственные учреждения и хорошее правительство содействуют до некоторой степени уменьшению бедности, тем не менее, их влияние в этом отношении оказывается лишь косвенным и крайне медленным. По своим последствиям влияние это нисколько не соответствует тому непосредственному и быстрому облегчению, которое народ рассчитывает достигнуть при посредстве революций. Эти преувеличенные надежды и возбуждение, вызываемое неисполнением их, дают ложное направление усилиям народа добиться свободы и препятствуют введению возможных преобразований, хотя и медленных и постепенных, но в то же время верных и несомненно ведущих к улучшению участи народа» . Очевидно, Мальтус был эволюционистом и демократом. Ниже мы попытаемся показать, что он был отчасти даже социал-демократом, предвосхитив задолго до возникновения самого этого направления некоторые очень важные его позиции. Впрочем, сначала покажем, что, вопреки недоброй славе, Мальтус был подлинным гуманистом, и идея подчинения интересов человека интересам государства была для него совершенно неприемлема.
Подход Мальтуса к эмиграции в этом отношении вполне характерен: «Таким образом, необходимо признать несомненным, что выселение безусловно недостаточно для устранения бедствий, порождаемых чрезмерным размножением населения. Но если смотреть на него как на временную и частную меру, предпринятую для распространения культуры, то выселение оказывается пригодным и полезным [курсив Мальтуса]. Быть может, нельзя доказать, что правительства обязаны деятельно поощрять его, но не подлежит сомнению, что запрещение выселений не только не справедливая, но и крайне ошибочная мера. Трудно придумать что-либо безосновательнее опасений, что выселения могут явиться причиной обезлюдения страны. Любовь к родине и привязанность к семейному очагу так существенна и крепка, что люди никогда не решатся на выселения, если только политические неудовольствия или безысходная бедность не принудят их к этому крайнему средству, а в таком случае для самого отечества их удаление только полезно. Также неосновательны предположения, что выселения повышают заработную плату. Если она в какой-либо стране даст возможность низшим классам жить без крайних лишений и страданий, то можно быть уверенным, что люди этих классов не подумают о выселении; если же она так недостаточна, что порождает лишения и страдания, то с нашей стороны было бы жестоко и несправедливо противодействовать выселениям» .
Расхожее заблуждение относительно того, что Мальтус считал войны и эпидемии естественными регуляторами численности населения опять же лучше опровергать, предоставив слово самому Мальтусу. Мальтус считал такие регуляторы глубоко противоестественными. Он писал: «Одной из главнейших причин войн между древними народами был недостаток места и пропитания; хотя в условиях существования современных народов и произошли некоторые перемены, тем не менее, та же причина не переставала действовать, изменив лишь степень своего напряжения. Честолюбию правителей недоставало бы орудия для разрушения, если бы бедствия не побуждали низшие классы общества становиться под их знамена. Вербовщики мечтают о плохой жатве; им выгодно, чтобы возможно большее число рук оставалось без работы, - другими словами, им выгоден излишек в народонаселении. В более ранние времена, когда война была главным занятием людей и когда причиняемое ею уменьшение населения было несравненно больше, чем в наши дни, законодатели и государственные люди, постоянно озабоченные изысканием средств для нападения и обороны, считали своей обязанностью поощрять всякими мерами размножение населения; для этого они старались опозорить безбрачие и бесплодие и, наоборот, окружить почетом супружество. Народные верования слагались под влиянием этих правил. Во многих странах плодовитость была предметом поклонения. Религия Магомета, основанная мечом и путем значительного истребления своих правоверных последователей, установила для них в виде важнейшей обязанности стремление к нарождению как можно большего числа детей для прославления их Бога. Такие правила служили могущественным поощрением супружеств, а вызванное ими быстрое возрастание населения являлось одновременно и следствием, и причиной постоянных войн, отличающих этот период человечества. Местности, опустошенные предшествовавшей войной, заселялись новыми жителями, которые предназначались для образования новых армий, а быстрота, с которой производились наборы, являлась причиной и средством для новых опустошений. При господстве таких предрассудков трудно предвидеть конец войнам» .
Столь же однозначно «человеконенавистник» Мальтус формулировал и свое отношение к эпидемиям: «… я утверждал, и продолжаю этому верить теперь, что если средства существования страны не допускают быстрого возрастания населения (а это не находится в зависимости от оспопрививания), то неизбежно должно произойти одно из двух: или увеличение смертности от какой-либо иной причины, или уменьшение относительного числа рождений. Но я в то же время выразил желание, чтобы произошло последнее; поэтому на основании принципов, которые я всегда провозглашал, меня нужно признавать, как это и есть в действительности, ревностнейшим сторонником оспопрививания. Делая все, что от меня зависит, для улучшения благосостояния неимущих и уменьшения среди них смертности, я поступаю совершенно согласно со своими принципами» . Обиженный современниками Мальтус сказал с сердцем: «Нужно совершенно не понимать моего учения для того, чтобы считать меня врагом размножения населения. Враги, с которыми я борюсь – это порок и нищета [курсив Мальтуса]» .
Отвлечемся на время от собственно демографических проблем и посмотрим на Мальтуса как на социального мыслителя. Попытаемся разобраться, относился ли он к людям из низших классов как к цели или как к средству. Для тех, кто знаком с книгой Мальтуса ответ очевиден – его позиция была подлинно гуманистической и выражалась в последовательном неприятии всего того, что влечет снижение стоимости рабочей силы, будь то внедрение картофеля и молока в качестве основной пищи для рабочих или наделение их коровами с целью поощрить трудолюбие и улучшить питание. Только относительно высокая стоимость труда могла оставить в распоряжении работника хоть какие-то средства, позволявшие ему приподняться над уровнем нищеты. «Так как употребление молока, картофеля и похлебки, как главной пищи народа, вызовет понижение заработной платы [курсив Мальтуса], то, быть может, найдется такой бессердечный политик, который посоветует принять подобную меру для того, чтобы иметь возможность производить в Англии и поставлять на европейские рынки товары по самой низкой, не допускающей конкуренции, цене. Я не могу одобрить подобных побуждений. В самом деле, трудно представить себе более отвратительного поступка, как осуждение рабочих классов своего отечества на крайнюю нищету из-за желания более выгодно продать партию сукна и бумажных материй. Богатство и могущество наций имеют какое-либо значение лишь в том случае, если они содействуют умножению счастья всех людей, составляющих эту нацию. Говоря это, я не имею в виду уменьшить их [богатства и могущества] значение; напротив, я смотрю на них, как на необходимое средство для достижения такой цели. Но если бы в каком-нибудь частном случае подобная цель и подобные средства для ее достижения оказались в совершенном противоречии, то разум не допускает сомнений в том, какой выбор необходимо сделать» .
Веривший в разум Мальтус считал необходимым ответственное отношение к браку, возможному лишь тогда, когда есть возможность содержать свое потомство, не перекладывая эту священную обязанность на общество. Он видел выход в поздних браках, а отнюдь не в «добровольном отказе от вступления в брак и рождения детей». При этом он решительно выступал против традиции, побуждающей женщин выходить замуж в юном возрасте даже за мужчину, который намного старше, чтобы не остаться без семьи. Мужчинам в летах, по Мальтусу, безусловно, следует жениться, но на женщинах, которые значительно ближе им по возрасту. Такое предложение, конечно же, было в интересах женщин, но отнюдь не в интересах самого Мальтуса. Однако наибольшую антипатию современников, передавшуюся, к сожалению, и потомкам, он снискал не этим.
Верный идеалам Просвещения Мальтус считал ответственное отношение к семье долгом каждого человека. Поэтому, с его точки зрения, было бы совершенно безответственным поощрять бедных к ранним бракам, давая возможность содержать свое потомство за счет общества, т.е. приходов. По этой причине он полагал крайне вредным признание за бедными права на прокормление. В случае неурожаев и в других критических ситуациях помогать нуждающимся совершенно необходимо, но нельзя признавать за людьми право на получение помощи, поскольку это приводит к безответственности и иждивенческим настроениям. Потеряла ли эта проблема актуальность за два столетия? Стал ли подход Мальтуса менее непопулярным?
Мальтус решительно спорил с современниками, отстаивавшими это право: «В действительности, что бы ни было по этому вопросу выставлено бесплодным красноречием, наше поведение, в сущности, доказывает, что этого воображаемого права [права бедных на прокормление] вовсе не существует. Если бы бедные имели право содержаться за счет общества, ни один человек не мог бы без нарушения справедливости носить платье из хорошего сукна и удовлетворять свой голод мясом. Те, которые защищают это право и в то же время ездят в экипажах, живут в изобилии, даже кормят лошадей на земле, которая могла бы служить для прокормления людей, по моему мнению, находятся в противоречии с собственными принципами» . Рационалист Мальтус задумывался о долгосрочных последствиях проводимой социальной политики в существенно большей степени, нежели его современники, или, тем более современники наши: «Не полезнее ли отдать кусок баранины, предназначенный для моего обеда, бедному рабочему, который в течение целой недели не ел мяса? Не лучше ли отдать его семье, не имеющей чем утолить свой голод? Если бы эти потребности по природе своей не возникали по мере их удовлетворения, то, без сомнения, было бы весьма полезно удовлетворить их, и я не колеблясь признал бы право тех, которые испытывают эти потребности. Но так как опыт и умозрение неотразимо доказывают, что признание права увеличило бы потребности до такой степени, что не было бы возможности [курсив автора] их удовлетворить, и так как попытка осуществить такой образ действий неизбежно повергла бы род человеческий в самую ужасающую нищету, то очевидно, что наше поведение, безмолвно отрицающее подобное право, более согласно с законами нашей природы, чем бесплодное красноречие, отстаивающее его существование» . Можно ли после этого сказать, что Мальтус был глубоко неправ? Или хотя бы, что он безнадежно устарел?
Мальтус писал: «… необходимо сделать один, по моему мнению, неизбежный шаг, прежде чем предпринимать какие-либо важные изменения в существующей системе, будет ли касаться вопрос уменьшения вспомоществований или совершенной их отмены. Этого требует честь и справедливость. Необходимо открыто отказаться от признания за бедными воображаемого права содержаться на общественный счет [курсив и жирный шрифт автора]. Для достижения этой цели я предложил бы издать закон, по которому приходские попечительства отказывают в пособиях детям, рожденным от браков, заключенных через год после обнародования закона, и всем незаконнорожденным, появившимся на свет через два года после его обнародования. Для того чтобы закон стал всем известен и глубоко запечатлелся в сознании народа, я предложил бы вменить в обязанность священникам непосредственно вслед за оглашением предстоящего брака произносить краткое внушение, в котором настойчиво указывалась бы несложная обязанность каждого человека заботиться о существовании своих детей и напоминалось бы о безрассудстве и безнравственности тех, которые вступают в брак, не имея надежды выполнить эту священную обязанность, о бедствиях, которым подвергались неимущие каждый раз, когда стремились к бесплодной попытке заменить попечения, возложенные природой на родителей, заботами общественных учреждений, и, наконец, о настойчивой необходимости отказаться от этих попыток, приведших к последствиям, совершенно обратным тем, которые от них ожидались» .
Мальтус считал необходимой и желательной добровольную помощь, предпочтительную и в моральном, и в политическом отношении, поскольку она способствует установлению солидарности между различными классами общества, в то время как обязательная помощь развращает одних и не приносит удовлетворения другим. Однако он четко различал цель и средства. Признание права бедных на получение помощи возможно и даже полезно, если не влечет крайне отрицательных последствий для общества в целом. Позиция Мальтуса состояла в том, что мужчина должен вступать в брак только тогда, когда его заработок и сбережения позволяют содержать жену и шестерых детей. Разве не была такая позиция оправдана при полном отсутствии семейного планирования? Разве не поступил Мальтус разумно и гуманно, предложив безусловно платить пособия тем рабочим, у которых родится более шести детей: «Мне могут возразить, что все это благоразумие [удерживающее от вступления в брак до той поры, пока не появится возможность содержать жену и шестерых детей] может оказаться бесполезным, так как вступающий в брак не может предвидеть, сколько у него будет детей и не будет ли их больше шести. Это справедливо, и в таком случае, я полагаю, не было бы никакого неудобства в том, чтобы выдавать пособие на каждого ребенка сверх этого числа, но не в виде вознаграждения за многочисленное семейство, а для облегчения бремени, которое он не мог предвидеть при своем вступлении в брак. Следовательно, и размер пособия должен быть таков, чтобы поставить его в одинаковое положение с тем, который имеет шесть человек детей. По поводу указа Людовика XIV, предоставлявшего некоторые преимущества тем, у кого будет десять или двенадцать детей, Монтескье замечает, что подобные постановления бессильны поощрить возрастание населения. Та самая причина, которая побуждает его порицать закон Людовика XIV, побуждает меня утверждать, что его можно было бы принять безо всякой опасности» ?
Мальтус был сыном своего времени и не мог предвидеть семейного планирования, да еще на современной технической основе, но потомкам ли его, сделавшим деторождение чуть не главным источником доходов для изрядной части населения европейских стран, попрекать старого рационалиста за отсутствие прозорливости? Мальтус был на высоте задач своего времени, он относился с большой озабоченностью к росту городов, считая условия существования в них крайне вредными для человека, и занимал последовательно гуманистическую позицию, не впадая при этом в консерватизм: «…необходимо признать, что возрастание населения задерживалось успехами цивилизации. Число городов и фабрик возрастает, а на изменение условий существования в них трудно рассчитывать. Конечно, мы обязаны стараться, насколько это от нас зависит, чтобы они не сокращали продолжительность жизни, но вряд ли мы будем в состоянии достигнуть когда-нибудь того, чтобы пребывание в городах и работа на фабриках были так же здоровы, как жизнь в деревнях и сельские занятия. Действуя, как силы разрушительные, города и фабрики тем самым уменьшают необходимость препятствий, предупреждающих размножение населения» .
Успехи цивилизации, по Мальтусу, сами по себе не могут привести к снижению темпов роста населения, настолько существенному, чтобы отпала надобность в нравственном обуздании страстей: «Разве города и фабрики Швейцарии, Норвегии, Швеции являются могилами рода человеческого и предупреждают всякую возможность избыточного населения? В Швеции сельское население относится к городскому как 13:1, а в Англии как 2:1 и тем не менее население возрастает быстрее в последней. Как же согласить подобный факт с утверждением, что успехи цивилизации постоянно сопровождаются соответственным ослаблением естественного стремления к размножению? Норвегия, Швеция и Швейцария управлялись довольно удовлетворительно, а между тем мы не замечаем в них тех «предупредительных изменений», которые, по словам Вейланда, обнаруживаются в каждом обществе, по мере истощения почвы, и которые «отвращают многих людей от брака и делают все большее число людей неспособными к пополнению убывающего населения». Что же отвращает в этих странах от вступления в брак, как не отсутствие средств для содержания семьи? Что делает людей, вступивших в брак, неспособными к пополнению убывающего населения, как не болезни, происходящие от бедности и недостатка средств существования? Если размышление над состоянием этих и многих других стран доказывает, что свободное заключение ранних браков неминуемо влечет за собой увеличение смертности, являющейся следствием нищеты, то вправе ли мы утверждать, что нет никакого нравственного основания сдерживать такие ранние браки? Когда нам известно, что во многих, а может быть даже во всех европейских странах заработная плата недостаточна для содержания многочисленного семейства в здоровом состоянии, то как можем мы утверждать, что население не достигло еще крайних пределов и что «бедствия, порождаемые избыточным населением, могут проявиться только в стране, населенной до той крайней степени, выше которой не могут уже возрасти ее средства существования»?» .
Важной и интересной чертой мировоззрения Мальтуса надо считать сочетание социал-демократических мотивов, упоминавшихся выше, с прямо-таки столыпинскими упованиями на средний класс. Правда, в промышленной Англии средний класс отнюдь не вырисовывался в образе крепких сельских хозяев. Продолжая полемику с Вейландом, Мальтус пишет: «Это действительное размножение, т. е. истинные границы населения, должно постоянно находиться гораздо ниже наибольшего предела производительной силы земли, дающей средства для продовольствия. Это последнее условие вытекает, во-первых, из того, что мы не вправе предположить, чтобы искусство и трудолюбие людей в современном обществе могли получить возможно лучшее применение для удовлетворения этой производительности; во-вторых, из того, что наибольшее [курсив Мальтуса] производство питательных веществ не может быть достигнуто при системе частной собственности [выделено нами – А.Ш., В.Ш .], как я это объяснил ранее» .
Вероятно, мост между вполне социал-демократическим отношением к системе частной собственности на землю и вполне буржуазным – к среднему классу может образовать неприятие Мальтусом роскоши, причем как по моральным, так и по экономическим соображениям: «Нет никакой необходимости в том, чтобы богатые предавались чрезмерной роскоши для поддержания фабрик и чтобы бедные лишали себя всяких удобств для поддержания населения. Наиболее полезные во всех отношениях фабрики – это те, которые служат для удовлетворения потребностей всей массы населения. Наоборот, те, которые удовлетворяют потребности богатых, не только имеют меньшее значение вследствие ограниченного спроса их изделий, но представляют еще то неудобство, что часто обусловливают большие бедствия благодаря изменчивости моды, которой они управляются. Умеренная роскошь, равномерно распространенная между всеми классами общества, а не чрезмерная роскошь небольшой группы людей, необходима для счастья и благоденствия народа» . Именно от этих положений Мальтус плавно переходит к упованиям на средний класс как на опору нравственности в обществе и источник его экономического процветания: «Вообще замечено, что среднее положение в обществе наиболее благоприятно для развития добродетели, промышленности и всякого рода дарований. Но, очевидно, все люди не могут принадлежать к среднему классу. Высшие и низшие классы неизбежны и при том весьма полезны. Если бы в обществе не было надежды на повышение и опасения понизиться, если бы за трудолюбием не следовало вознаграждение, а за леностью – наказание, то не было бы той деятельности и усердия, которые побуждают каждого человека к улучшению своего положения и которые являются главным двигателем общественного благополучия» .
Мальтусу нельзя отказать не только в проницательности, но и в прозорливости. Указывая, что благосостояние государств усиливается по мере увеличения численности среднего класса, он, как всегда, остается верным гуманистическим принципом и возлагает надежды на технический прогресс именно как важнейший фактор роста численности среднего класса: «При таком замещении низших классов средними [благодаря техническому прогрессу] всякий работник имел бы право надеяться на улучшение своего положения собственными силами и прилежанием. Трудолюбие и добродетель чаще получали бы вознаграждение. В громадной общественной лотерее оказалось бы больше выигрышей и меньше пустых билетов. Словом, общая сумма счастья, очевидно, возросла бы» .
Вопреки распространенному заблуждению, сочинения Мальтуса проникнуты духом социального оптимизма, а отнюдь не предчувствием катастрофы. Верный принципам рационализма, он призывал современников смотреть правде в глаза, быть мужественными и упорно работать для достижения лучшего будущего: «Если бы картина прошлого давала мне право надеяться, что существенное улучшение общественного строя не только возможно, но хотя бы вероятно, то разрушение этих надежд, без сомнения, опечалило бы меня. Но если, напротив, опыт прошлого не позволяет мне рассчитывать на такое улучшение, то я без всякой печали взгляну на неразрывно связанное с нашей природой затруднение, с которым приходится вести постоянную борьбу, так как эта борьба возбуждает энергию человека, развивает его способности, закаляет душу, улучшает его во многих отношениях, словом, является в высшей степени пригодной для его испытания. Гораздо лучше установить такой взгляд на положение общества, чем уверять себя, что все бедствия легко могли бы быть устранены из нашей жизни, если бы испорченность людей, влияющих на общественные учреждения, не искажала всякие полезные начинания» .
Как тут не вспомнить полемику А.В. Луначарского (1875-1933) и А.И. Введенского (1888-1946) относительно происхождения человека. Исчерпавший аргументы Введенский сказал, что он готов признать, что Луначарский произошел от обезьяны, но он, Введенский, произошел от Бога. Луначарский в ответ изъявил готовность признать, что он произошел от обезьяны, в то время как Введенский произошел от Бога, но отметил, что всякий, взглянувший на него, Луначарского, скажет «Какой прогресс!», а взглянувший на Введенского – «Какое убожество!». Более чем столетием раньше мысливший сходным образом сын Просвещения, сам священник и теолог, решительно сохранял преданность Разуму: «Если невежество есть благо, то нет надобности в просвещении. Но если оно, как в данном случае, опасно, если ложные воззрения на общественный порядок не только задерживают прогресс, но еще жестоко обманывают наши надежды, то мне кажется, что чувства и ожидания, внушаемые здравым взглядом на будущее, являются источником утешения и что люди, обладающие этим здравым взглядом, более счастливы и более участвуют в усовершенствовании и упрочении благосостояния общества, чем если бы они отвернулись от истины» .
Социальный оптимизм, основанный на рационализме и мужественном приятии объективных реалий, сочетался у Мальтуса с тонкой методологической интуицией, поставившей его далеко впереди своего времени. Разве сейчас, когда интеллектуальный уровень в обществе снижается катастрофически, когда в социальных науках – засилье эмпиризма, а наиболее авторитетные социологи безо всякой дрожи в голосе говорят об исчерпании социологической теории, не имеет смысл послушать сказанное два столетия назад: «Нам прожужжали уши пустыми обвинениями против теорий и их авторов. Люди, ратующие против теорий, кичатся своей приверженностью к практике и опыту. Необходимо согласиться, что плохая теория – очень плохая вещь и что авторы таких теорий не только не приносят пользы, но нередко даже причиняют обществу вред. Тем не менее, крайние защитники практических методов не замечают, что сами попадают в ловушку, от которой стараются предостеречь других и большинство их может быть причислено к авторам самых зловредных теорий. Когда человек передает то, что он имел случай наблюдать, он тем самым увеличивает общую массу сведений и приносит пользу обществу. Но когда он делает общие выводы или строит теорию на основании ограниченного наблюдения над фактами, имевшими место на его ферме или в его мастерской, то он оказывается тем более опасным теоретиком, что опирается на наблюдение, так как в таких случаях часто упускается из виду, что разумная теория должна основываться на общих, а не на частных фактах» ? Далеко ли мы ушли от воззрений Мальтуса и, главное, шли ли мы вперед?
Наконец, вопрос, который обязывает нас рассмотреть уважение к личности Мальтуса, – это вопрос о соотношении его воззрений на развитие общества и его веры. «Не входя здесь в излишние подробности, которые далеко отвлекли бы нас – пишет Мальтус, – мы можем установить на основании учения ап. Павла следующее общее правило христианской религии: супружество, если оно не противоречит более высоким обязанностям, заслуживает нашего одобрения, но если оно противоречит им, то достойно порицания. Правило это совершенно совпадает также с неоспоримыми требованиями самой высокой нравственности: «Чтобы познать разумом волю Божью, необходимо оценить значение поступка относительно всеобщего блага» . Далее Мальтус развивает эту мысль: «Я верю, что цель Творца заключается в том, чтобы земля была населена; но я думаю, что Он желает, чтобы она заселилась породой здоровой, добродетельной и счастливой, а не больной, порочной и несчастной, Если под предлогом повиновения велению плодиться и размножаться мы населим землю последней породой и таким образом добровольно подвергнемся всевозможным бедствиям, то лишимся права обвинять в несправедливости божественную заповедь и должны будем объяснять свои страдания безрассудным исполнением священного закона» .
Чтобы понять, где истоки мировоззрения Мальтуса, необходимо вспомнить, что наука Нового времени не стала продолжением античной науки, хотя взяла у нее очень много. Она выросла из средневековой философской схоластики, когда на рубеже XVI и XVII вв. возникла исключительно плодотворная мысль о том, что Богом созданы не одна, а две книги – Священное писание и Природа. Родоначальник философии Нового времени Фрэнсис Бэкон (1561-1626), пламенный защитник эмпирического (опытного) метода познания, умерший от простуды, полученной при проведении опытов по замораживанию кур, писал о Боге: «И для того, чтобы мы не впадали в заблуждение, Он дал нам две книги: книгу Писания, в которой раскрывается воля божья, а затем книгу Природы, раскрывающую Его могущество. Из этих двух книг вторая является как бы ключом к первой, не только подготовляя наш разум к восприятию на основе общих законов мышления и речи истинного смысла писания, но и главным образом развивая дальше нашу веру, заставляя нас обратиться к серьезному размышлению о божественном всемогуществе, знаки которого четко запечатлены на камне его творений» .
Следовательно, вторая книга также может и должна исследоваться рациональными, т.е. логическими методами, каковыми в этом случае следует считать эксперимент и интерпретацию его результатов, причем результаты эти должны описываться в форме математических формализмов. Возможность последнего основывалась не только на успехах математики, но и на непоколебимой вере в совершенство божьего замысла. Отсюда и знаменитое ньютоновское изречение о том, что книга природы написана на языке математики. При этом И. Ньютон (1643-1727) был глубоко религиозным человеком и трактовал пространство как чувствилище божье. Столь же религиозным был и Мальтус, скорее всего, видевший в своих научных изысканиях свой долг христианина.
Попробуем бросить общий взгляд на концепцию Мальтуса с того огромного расстояния, которое нас от него отделяет. Положение в Черной Африке, где уже три десятилетия практически не наблюдается прогресс в душевом производстве продуктов питания, увы, заставляет признать, что старик Мальтус был не так уж далек от истины, и не снизив темпы роста населения, решить продовольственную проблему (а вместе с ней и экологическую, поскольку превышение всех и всяких допустимых нагрузок на сельхозугодья и вырубка лесов приводят к опустыниванию, прогрессирующему очень быстро) явно не удастся. Происходящее на других континентах тоже едва ли опровергает положения Мальтуса. Если вынести за скобки некоторые богатые нефтедобывающие страны, то никому еще не удалось вырваться из нищеты, не снизив рождаемость весьма существенным образом, и Китай, где рождаемость сейчас ниже, чем во Франции – самый яркий тому пример. Трудно переоценить роль семейного планирования, но огромно значение и повышения брачного возраста и, особенно, возраста рождения первого ребенка, который, собственно, и имел ввиду Мальтус.
Мальтус был бы приятно удивлен тем, насколько улучшились условия жизни в городах, где продолжительность жизни зачастую выше, чем в сельской местности. Однако именно бурная, можно сказать – лавинообразная урбанизация в развивающихся странах вносит огромный вклад в снижение рождаемости. Наконец, когда мы говорим, что существует оптимальная численность человечества, которая уже давно превышена, что население Земли будет расти еще несколько десятилетий, а потом начнет постепенно сокращаться и что это не зло, а благо, разве не идем мы по стопам старого рационалиста?
Если кто-то действительно опроверг Мальтуса, то это С.П. Капица, показавший с помощью феноменологической теории роста населения Земли, что численность человечества всегда подчинялась не внешним, а внутренним ограничениям . Подобный вывод грубо противоречит здравому смыслу, но все самое интересное в науке начинается именно там, где мы не можем более им обходиться. Именно так было при создании теории относительности, гравитационных теорий или квантовой механики, а в наше время – теории суперструн. Впрочем, непоколебимо веривший во внешние ограничения Мальтус, едва ли был бы огорчен результатами Капицы – он искал истину, а не высокомерно ей владел, и смирение перед истиной было присуще ему, вероятно, в такой же мере, как смирение перед Богом.
Возможно, мы излишне
увлеклись цитатами, но наша цель – восстановить доброе имя Мальтуса
– требовала предоставить слово ему самому. Только в этом он и нуждается
для защиты своих взглядов, и замалчивание его работ, весьма малая
их доступность – едва ли досадная случайность. 174 года назад от
нас ушел прекрасный человек, мыслитель и гуманист, безгранично преданный
идеалам Просвещения и глубоко веривший в Бога. Мы ничего не можем
сделать для этого человека, много страдавшего от несправедливости
за свои бесстрашные поиски истины. Восстанавливая истину, мы стремимся
оказать посильную услугу современному обществу, зачастую бьющемуся
над теми же проблемами, которые пытался решить Мальтус, причем отнюдь
не всегда более успешно. Отдавая дань светлой памяти Мальтуса, мы
хотим закончить статью теми словами, которыми он закончил свою книгу:
«… практическая цель
, которую преследовал автор этого сочинения,
состояла в улучшении участи и увеличении счастья низших классов
общества
Там же, с. 126.
Там же, с. 94.
Там же, с. 53.
Там же, с. 112.
Петров М.К.
Перед «Книгой природы». Духовные леса и предпосылки
научной революции XVII в. // Природа, 1978, №8. С. 118.
Капица С.П.
Общая теория роста человечества. Сколько людей
жило, живет и будет жить на Земле. М.: Наука, 1999.
Мальтус Т
.
Опыт о законе народонаселения. Пятое издание (1817 г.) // Антология
экономической классики. – М.: «Эконов», «Ключ», 1993. С. 116.
Каждый прогноз можно рассматривать двояко: 1) сам по себе и 2) по степени его осуществленности. Я выбрал для анализа демографические прогнозы Мальтуса и неомальтузианца Пола Эрлиха не случайно. Помимо выяснения механизма составления и исполнения прогнозов мы можем получить ответ, почему не сбылись самые известные прогнозы, связанные с перенаселением. И вообще, может быть, они по-своему сбылись? Что будет, если мы взглянем без предвзятости и поверхностности? Начнем с Мальтуса.
Прежде всего замечу, что элемент предсказательности не является в теории Мальтуса главным, и не в нем достоинство этой теории. Главная задача состояла в том, чтобы выявить закономерности, связанные с народонаселением. Здесь, пусть и не достигнув совершенства, Мальтус с задачей справился. Учтите, что это было первое в мире сочинение о народонаселении, в котором использовались научные методы. Мальтус создал новую науку - демографию, это ведь уже не малая заслуга, согласны? Но перейдем к его прогнозам. Мальтус не просто предостерег против перенаселения, он вывел формулу. Население растет в геометрической прогрессии, а производство пищи - в арифметической. Поэтому если рост населения не будет сдерживаться, то итогом станет нищета и голод. Максимальная скорость удвоения населения - 25 лет. Многие авторы, в том числе Маркс и Чернышевский, не жалели сил для дискредитации идей Мальтуса, для чего опровергали его формулу и расчеты. Удалось ли это им? Нет.
Прежде всего, отметим, что совокупное население планеты удваивалось в XX веке примерно за 35 лет, что очень близко к формуле Мальтуса. Есть и частные примеры сильного роста. Численность народа амишей росла точно по формуле, удваиваясь за четверть века. И амиши столкнулись с так называемым аграрным перенаселением, когда не хватает земли для всех. Этот пример показывает, что для определенных условий (традиционное аграрное общество)
худшие прогнозы Мальтуса сбываются. Сокращение населения в Европе в первой половине прошлого столетия вызвано далеко не только снижением рождаемости. За 1901-1910 годы из Европы уехало 8 миллионов человек! Но это далеко не всё. Критики Мальтуса намеренно игнорируют самые важные его положения. Мальтус не говорил, что население везде и всегда будет рости в указанной им пропорции! Более того, он сам попытался перечислить препятствия для взрывного роста численности людей. Эти препятствия уже имеют место. Вдобавок Мальтус своей книгой пытался оказать влияние и усилить противодействие перенаселению (не надеясь, впрочем, его остановить). При всех недостатках теории Мальтуса и особенно его предложений в области практики, мы должны быть справедливы в оценке. Поэтому отметим, что большая часть критики бьет мимо цели. Мальтус говорил о тенденции и сдерживающих факторах. Последующие два века дали предостаточно материала, чтобы подтвердить наличие тенденции.
Обеспечить себя пищей и прочим необходимым нетрудно, когда население стабильно и невелико. Перенаселение, будучи само по себе проблемой, создает в свою очередь много других проблем, часть из которых принципиально нерешаемы. Сегодня мы можем с уверенностью говорить о правоте Мальтуса. Его прогнозы тоже сбылись - он предостерегал против максимальной перенаселенности, свойственной доиндустриальным странам, и предлагал меры к понижению роста населения. Демографический взрыв в прошлом столетии подтвердил опасения Мальтуса. Равным образом его влияние сказалось и продолжает сказываться на сдерживании еренаселения. Этого критики прогнозов никак не хотят учитывать. Прогноз влияет на свою исполнимость, особенно прогноз-предостережение! Автор намеренно сгущает краски, оаписывая будущее, чтобы достучаться до сознания людей. Именно поэтому прогнозы Эрлиха в его книге "Бомба народонаселения" (1968) оказались неверными. Предсказывается худшее, чтобы изменить действительность к лучшему. Только алармизм может хоть как-то встряхнуть публику.
По сути предостережения и Мальтуса, и неомальтузианцев оказались верны. Верны и предсказания Эрлиха: голод и экологическая катастрофа, как следствие перенаселения. Только Эрлих поместил эти события очень близко по временной шкале, за что его действительно можно упрекнуть. Но сами прогнозы остались в силе. Ошибка в сроках не есть ошибка в прогнозах. Обратите внимание, что критики цепляются к словам, выискивают мелкие огрехи, передергивают высказывания - короче, делают всё, чтобы ввести читателя в заблуждение. Большинство не читало сочинения Мальтуса. А книги Эрлиха вообще не переведены на русский и в России совершенно неизвестны, поэтому судить о его прогнозах обычный читатель может только по "разгромным" критическим заметкам. Часто упоминается пари Сайсона и Эрлиха, которое Эрлих проиграл. Но разве это подрывает доверие к его прогнозам? Пари касалось ресурсов, причем не их исчерпания, а цен. Не угадал Эрлих, ну и что? Его демографические и экологические прогнозы-предостережения остаются в силе (с поправкой на сроки). Примерно то же касается прогнозов группы Медоуза ("Пределы роста" и последующие доклады). Медоуз избежал ошибки Эрлиха - не стал делать точных прогнозов, лишь выявив тенденции.
Когда говорят о несостоятельности прогнозов Мальтуса, забывают о том, что у него не одна закономерность выявлена. Мальтус сформулировал важнейший закон убывающей плодородности почв. К сожалению, почти половина всех авторов, которые пишут о перенаселении и обеспечении человечества пищей, игнорируют этот закон. Согласно их расчетам, земля будет производить всё больше пищи - благодаря удобрениям, аграрным приемам, селекции и гибридизации, генномодифицированным сортам. На самом деле урожайность падает, и что самое плохое - портится качество самой почвы. Это не просто истощение, которое можно компенсировать удобрениями. Зачастую разрушается плодоносный слой, делая земли непригодными для земледелия. Ежегодно огромные пространства подвергаются эрозии. Итог такой тенденции вы можете высчитать сами. Когда двести лет назад человеком использовалась лишь малая доля земной территории, эта проблема не была такой актуальной. Ныне площадь пахотных земель сокращается. Незанятых мест мало, часто это плохо пригодные почвы, а в остальных случаях приходится уничтожать последние леса.
Так называемая "зеленая революция" предотвратила развитие событий по сценарию Эрлиха. Но были ли решены проблемы? Нет, и это признавали даже сами деятели этой "революции". На время катастрофа была отодвинута - и только. Рано радоваться, что неомальтузианские прогнозы (прогноз Эрлиха - один из многих) оказались неточными, их предостережения остаются в силе. Большая интенсивность земледелия, новые урожайные сорта - всё это ещё быстрее уничтожает почву, чем раньше. Полностью потеряны альтернативы монокультурам - ничто другое не выгодно производить в таких огромных количествах, ничто другое не может спасти от голода. И всё же проблема питания даже такими отчаянными средствами решалась и решается только частично. Новости трубят по поводу нескольких человек, погибших в результате теракта, и старательно замалчивают тот факт, что ежегодно от голода гибнет больше 10 миллионов (!) человек, причем значительный процент этого числа - дети. Голодает и недоедает почти миллиард - это столько, сколько жило на планете во времена Мальтуса.
Что будет, если система продовольственной помощи даст сбой, если наступят голодные годы из-за неурожая? Страшно представить. И это не просто возможность, а реальная угроза, с которой придется столкнуться.
Я не хочу сказать, что прогнозы Мальтуса или Эрлиха полностью верны. Не бывает стопроцентно сбывающихся прогнозов. Но в прогнозе нужно вычленять главное и стараться увидеть, насколько это главное выполняется и насколько на него можно повлиять. Влияние Мальтуса и мальтузианства недооценивать нельзя. Изменились представления о многодетности, о семье, изменились социальные нормы и установки. Тот спад рождаемости, который отмечается демографами в Европе уже с начала XX века, произошел не без участия мальтузианства. Вы знаете, что распространение контрацептивов - инициатива неомальтузианского движения, активно проводившаяся с конца 19 века? Это, в сочетании с другими мерами (включая влияние самой пропаганды), позволило значительно снизить рождаемость. Население Китая стабилизировалось не само, как это пытаются представить, а в результате жесткой государственной политики. Забавно, что успехи мальтузианства ставят ему же в упрек! "Смотрите, всё в порядке, а вы боялись!". Во-первых, потому и не сбылись худшие предсказания, что боялись, во-вторых, ничего не в порядке, бояться есть чего и дальше. Перенаселение продолжается, положение становится всё хуже. И мы должны тщательно прислушиваться к прогнозам и предостережениям прошлого, даже если указанные в их прогнозах сроки уже давно прошли.
Шепелявый затворник, преподобный Томас Мальтус (1766-1834), автор идеи о том, что люди из низших классов общества размножаются слишком быстро, был бы очень удивлен своей сегодняшней популярности. Комментаторы, общественные деятели, ученые, все наперегонки торопятся сказать: «Знаете, а ведь Мальтус был прав: людей слишком много, и они слишком много потребляют».
«Народонаселение Земли все больше и все голоднее, — писал этим летом колумнист журнала Time. — Цены на продовольствие достигли исторического пика. Оглянувшись вокруг себя, мы легко придем к выводу, что Мальтус был пророком». В британском еженедельнике New Statesman любитель дикой природы сэр Дэвид Аттенборо демонстрирует те же убеждения: «Истина, провозглашенная Мальтусом, остается истиной и сегодня: Земля не может прокормить большее количество людей». Не осталась в стороне и леволиберальная газета Guardian: «Его мысли, чья правота доказана природой, вдохновили Чарлза Дарвина на теорию эволюции. И в саванне, и в тропических лесах, и в тундре популяции животных увеличиваются в хорошие времена и резко уменьшаются, если исчезают источники питания. Является ли homo sapiens исключением?» Меланхолический тон статьи подсказывает ответ на этот риторический вопрос. А колумнист газеты New York Times Пол Кругман не стал кокетничать. «Мальтус был прав!» — гласит заголовок одной из его недавних статей.
Слушая этот хвалебный хор в честь Мальтуса, поневоле задумаешься, а в чем же собственно он был прав? Для ответа стоит открыть его книгу, впервые опубликованную в 1798 году, которая и является источником предполагаемых пророчеств — «Опыт о законе народонаселения». Удивительное чтение.
На первых же страницах, мы встречаем то, что называется теперь теорией Мальтуса о росте народонаселения. В ней Мальтус оперирует, по его словам, двумя неоспоримыми законами природы — необходимость еды и взаимное влечение полов или размножение. По мнению Мальтуса, проблема заключается в том, что «без контроля» население растет быстрее, чем средства к его существованию. Он даже вывел математическую формулу: «Население растет в геометрической прогрессии. А источники пропитания только в арифметической». То есть без контроля население удваивается каждые 25 лет (1, 2, 4, 8, 16, 32 и т.д.), в то время как средства существования каждые 25 лет прирастают намного медленнее (1, 2, 3, 4, 5, 6 и так далее).
Если вы верите, что бесконтрольный рост населения всегда превышает рост объемов пропитания, тогда Мальтус действительно прав. А его рассуждения о «естественных» способах контроля над численностью населения — взаимное уничтожение в войне за ресурсы, голод и эпидемии, уносящие сотни тысяч жизней — начинают выглядеть как сбывшееся пророчество.
Читая Мальтуса, легко представить поддакивающего читателя: все современные катаклизмы, все «концы света» предсказаны Мальтусом в его нравоучительном сочинении. Неудивительно благоговение защитников окружающей среды перед Мальтусом: «Он знал. Он знал, что природа неизбежно отомстит, если люди, плодящиеся, как кролики, не прекратят потреблять так ужасно много».
Но вот что странно. «Великий всеобщий закон природы», который формулирует Мальтус — природа отрегулирует численность населения, если люди не отрегулируют ее сами, — занимает лишь несколько абзацев в книге объемом более 120 страниц. И более того, Мальтус не очень обеспокоен проблемой доказательства своего утверждения о разных темпах роста населения и его пропитания. Единственный источник для безжалостного приговора — двухтомные «Наблюдения» Ричарда Прайса. Это трактат 1776 года о гражданских свободах, в котором приводятся данные о численности населения в колониях Новой Англии в XVII веке, «когда люди обладали полной свободой действий». Что же касается источника данных о том, как увеличивается объем пропитания, то здесь мы видим только несколько смутных рассуждений о превращении первобытного общества охотников-собирателей в общество земледельцев. И все. И больше ничего.
То, что так называемая «теория народонаселения» Мальтуса по любым стандартам абсолютно безосновательна, помогает объяснить, почему ее опровергла вся последующая история человечества. Потому что, и тут не стоит заблуждаться, Мальтус не упустил ни единого случая, чтобы доказать свою неправоту. И дело не только в том, что население Земли не росло в геометрической прогрессии, как он описал, но, что более важно, технические достижения промышленной революции XIX века и сельскохозяйственная «зеленая» революция XX века показали, что мы способны обеспечивать продовольствием растущее население. И собственно делаем это. Утверждения же Мальтуса оказались голословными.
Неубедительность продекларированного Мальтусом псевдозакона не случайна. А каким он еще мог быть? Ведь Мальтус не собирался писать труд по демографии. Всегда, когда ему нужны были «солидные факты», он ссылался либо на Джиаммарию Ортеза (1713-1790), либо на Ричарда Прайса (1723-1791). На самом деле Мальтус пытался написать работу, которая бы опровергла необходимость социальных реформ, или еще хуже — революции.
Посмотрите на полное название его труда — «Опыт закона о народонаселении в связи с его влиянием на будущее улучшение общества с замечаниями о ложных рассуждениях Годвина, Кондорсе и других писателей». Его предмет — не закон о народонаселении. Этот закон для Мальтуса является само собой разумеющимся, судя по тому, как мало внимания он уделяет его доказательству. Его цель — использовать предполагаемый закон против таких писателей, как Годвин и Кондорсе, которые отстаивали необходимость социальных перемен в обществе. Теория и так называемая наука служили Мальтусу инструментом, с помощью которого он добивался оправдания существующего социального порядка. Такого как есть: «Главной целью этого сочинения является представление доказательств необходимости дворянского класса землевладельцев». Мальтус был настроен пессимистично в своих рассуждениях о возможности улучшить общество не потому, что открыл закон народонаселения. Наоборот. Его убеждение в том, что нищета и страдание — удел трудового большинства, вдохновили его на изобретение «пророческого» закона.
Дворянин, хотя и оставшийся без наследства, поскольку был младшим сыном в семье, Мальтус имел все основания бояться. В английских городах конца XVIII века появлялась промышленная буржуазия, к большому неудовольствию земельных аристократов вроде Мальтуса. Именно поэтому он отрицает капиталистические теории Давида Рикардо и Адама Смита, отстаивая ценность исключительно сельскохозяйственной, феодальной деятельности.
Впрочем, на фоне того, что действительно пугает Мальтуса, — перспектива социального восстания, его разногласия с буржуазией отступают на второй план. Главным страхом, сковавшим его «вечный» класс собственников, его «абсолютно необходимых администраторов имущества», была угроза распространения Французской революции. Сочинение Мальтуса играло роль дамбы против новых идей, которые начинали проникать в английское общество.
Используя надуманные «законы природы», а именно, что мы размножаемся быстрее, чем можем себя прокормить, он доказывал, что класс работников сам себя обрекает на бедность, так как его численность растет без контроля. Такой подход позволил Мальтусу представить все социальные язвы общества, в первую очередь ужасающую бедность рабочих и безработных, не как проблемы, которые имеют политическое решение, а как результат действия «неумолимых законов природы».
Цель автора абсолютно ясна. Он оправдывает социальный статус-кво, называя состояние английского общества конца XVIII века естественным, природным фактом, который не может быть изменен. Общество такое, каким оно должно быть, и не может быть никаким иным. Мальтус пытается остановить социальные силы, революционизирующие общество, изображая их как противников установленного природой порядка вещей. Именно в этом смысл его труда, а не в рассуждениях о росте народонаселения. Потрясающий образец реакционного мышления и отчаянного ретроградства. Отчаянного, потому что вряд ли можно назвать по-другому попытку найти причины голода в избыточном размножении крестьян и рабочих.
Как пошутил в 1825 году редактор одной газеты, Мальтус пытается свести все дело к вопросу об отношениях дворников с их женами и любовницами, вместо того, чтобы говорить о трудовых правах.
Мальтус, первый в мире профессор политической экономики, отомстил. Перед своей смертью в 1834 году он успел поучаствовать в подготовке новой редакции закона о бедных. Согласно прежней редакции 1601 года, безработный мог рассчитывать на помощь своей общины, чтобы не умереть от голода. По мнению Мальтуса, такие подачки не просто поощряли «лень и разложение», но способствовали излишней плодовитости бедных. Новый закон, прозванный «законом о бастилиях для бедных», заменял денежную помощь отправкой безработных в трудовые дома. Бедность была объявлена преступлением. Таково было реальное последствие теории, которая столь мало ценила человеческую жизнь.
Оригинал статьи на английском языке опубликован в журнале Spiked.
Часто говорят, что Мальтус был лучшим историком, чем пророком. Он был бы очень удручен, услышав подобный приговор, поскольку, создавая свою теорию народонаселения, он как раз намеревался заложить научную базу для предсказания будущего состояния человечества, которая противостояла бы теориям утопистов, в особенности Годвина. Чаще всего ссылаются на то, что Мальтус не сумел предвидеть промышленную революцию.
Однако даже с позиций сегодняшнего дня специалисты по экономической истории затрудняются найти задним числом хоть какие-то признаки ее скорого прихода. Самым значительным вкладом Мальтуса в науку является не его пессимистическое отношение к технологическому прогрессу, а то, что ему удалось предугадать демографические последствия смены технологий и неизбежное воздействие численности населения на уровень жизни.
Теория народонаселения Мальтуса продолжает оказывать влияние на экономическую мысль и сегодня - ее отголоски мы встречаем и в публицистике, и в политических дискуссиях, и в экономическом моделировании, тогда как многие классические теории того времени, например трудовая теория ценности, давно уже сошли со сцены.
В настоящей статье мы рассмотрим демографическую сторону теории Мальтуса. Сначала мы представим его идеи в виде простой модели в современном смысле этого слова. При этом мы не собираемся вдаваться во все тонкости его концепций - тем более, что они часто противоречивы. «Опыт о законе народонаселения», впервые увидевший свет в 1798 г., перерабатывался шесть раз, и последнее, седьмое, издание было опубликовано в 1878 г. - через 38 лет после смерти автора.
Используемая здесь модель призвана отразить только самые существенные и неустаревающие аспекты этой теории. Кроме того, она задает схему для обсуждения всех фактов, подтверждающих или опровергающих правильность предсказаний теории Мальтуса на периодах как до, так и после написания его трудов.
Модель . На рис. 1 представлены основные элементы равновесия по Мальтусу. Три кривые отражают три главные функциональные зависимости. На первом графике представлена агрегированная производственная функция, показывающая связь между численностью населения и уровнем жизни (реальной заработной платой, подушевым доходом).
Главная особенность этой функции заключается в постоянно убывающей отдаче труда - здесь Мальтус следует примеру других экономистов-классиков, излюбленным коньком которых были подобные функции. Второй график отражает демографические процессы. Смертность (в данном случае она измеряется количеством смертей на 1000 человек в год) растет с падением уровня жизни. Это непосредственное препятствие для роста населения. Рождаемость (в данном случае она измеряется количеством рождений на 1000 человек в год) с падением уровня жизни падает. Это «предупредительное» препятствие для дальнейшего роста населения.
Если рождаемость превышает смертность, численность населения растет, если смертность превышает рождаемость, численность населения падает. Рост населения приводит к снижению уровня жизни (через производственную функцию), что в свою очередь увеличивает смертность и снижает уровень рождаемости, тем самым останавливая рост населения. Точка равновесия в этой простой модели достигается при нулевом росте населения.
В этой точке заработная плата не меняется, а значит, смертность и рождаемость тоже не меняются. Равновесие устойчивое, поскольку любое его нарушение приводит в действие механизм, компенсирующий это нарушение.
Устойчивость этого равновесия и служит причиной пессимизма Мальтуса. Представьте, что произошло расширение пахотных земель. Производственная функция при этом сдвинется вверх, поскольку уровень жизни населения повысится. Но раз уровень жизни повысился, рождаемость начнет расти, а смертность - падать, и рост населения будет поглощать все возникшие выгоды, пока уровень оплаты труда не упадет, наконец, до прежнего уровня.
Демографическое поведение является тем горнилом, из которого выходит «железный» закон заработной платы. Уровень жизни может сохраниться на более высоком уровне только при условии снижения рождаемости (более низкой норме рождаемости при любой заработной плате) или повышения смертности (более высокой смертности при любой заработной плате).
Приведенные выше гладкие кривые описывают долгосрочные тенденции в том виде, в каком они представлялись Мальтусу. Процесс схождения к точке равновесия, однако, виделся ему отнюдь не гладким. Он считал, что компенсирующий рост населения, как правило, «проскакивает» точку равновесия.
Непосредственные препятствия в виде массового голода или болезней проявляются не сразу, но впоследствии приводят к снижению численности населения ниже точки равновесия, и весь цикл повторяется вновь. Мальтус ничего не говорил ни о периодичности такого цикла, ни об амплитуде колебаний в его рамках, он утверждал лишь, что численность населения должна колебаться вокруг уровня долгосрочного равновесия.
Свидетельства «за» и «против» . При подробном рассмотрении отдельных компонентов этой модели необходимо обратить особое внимание на три аспекта каждого такого компонента.
Во-первых, следует проанализировать то, каким образом эволюционировали собственные взгляды Мальтуса на ту или иную функциональную зависимость.
Во-вторых, необходимо рассмотреть все исторические свидетельства «за» и «против» существования каждой такой функции. Наконец, необходимо соотнести каждую такую функцию с основными экономическими и демографическими изменениями, имевшими место в течение двух последних столетий.
Сам Мальтус придавал огромное значение эмпирической верификации. Критикуя утопистов, он писал:
«Автор может утверждать, что, по его мнению, человек в конечном счете превратится в страуса. Я не могу должным образом опровергнуть это. Но прежде, чем надеяться на то, что какой-либо разумный человек согласится с его мнением, он должен показать, что человеческая шея постепенно удлиняется, губы становятся все тверже и вытягиваются вперед, ноги и ступни меняют свою форму, а волосы превращаются в зачатки перьев».
Большая часть работы над последующими изданиями «Опыта о законе народонаселения» была посвящена сбору фактов, подтверждающих действие этого закона.
Главная проблема при использовании данной или любой другой теории равновесия для объяснения взаимосвязей между экономическими и демографическими переменными (будь то во времени или в пространстве) или при попытке проверить модель эмпирическими данными заключается в размежевании экзогенных воздействий и эндогенных реакций. Мальтус догадывался о существовании такой проблемы, подтверждение чему мы находим уже в первом издании его «Опыта...».
Дэвид Юм, отмечая тот факт, что женщины в Китае вступают в брак в раннем возрасте, делает вывод о том, что вследствие этого население Китая должно быть очень большим. Мальтус же, считая брачный возраст не экзогенным, а эндогенным фактором, приходит к заключению, что население Китая, напротив, должно быть сравнительно небольшим, а заработная плата - сравнительно высокой, чтобы столь ранние браки получили распространение.
Смертность . Мальтус называл рост смертности в ответ на рост заработной платы «непосредственным препятствием», поскольку, когда численность населения становится слишком большой, подобный эффект оказывается совершенно неизбежным и неотвратимым. Что же касается рождаемости, то ее снижение является «предупредительным препятствием» в том смысле, что если рост населения сдерживается за счет низкой рождаемости, то реакция в виде роста смертности может быть предупреждена.
Мальтус предполагал существование двух типов реализации непосредственного препятствия. Первый заключается в том, что падение уровня жизни приводит к росту «несчастий и пороков». Несчастья и пороки включают в себя некоторые обстоятельства, которые одновременно и снижают, и повышают уровень смертности. В этом случае зависимость получается гладкой и непрерывной, как на приведенном выше рисунке. Второй тип реализации непосредственного препятствия заключается во внезапном скачке смертности, приводящем к резкому сокращению численности населения за год или два.
Если переложить это на современный язык, вероятность резкого увеличения смертности на любую заданную величину должна быть тем больше, чем ниже уровень жизни. Если изобразить зависимость ожидаемого значения нормы смертности от заработной платы графически, мы получим гладкую функцию наподобие той, которая представлена выше. В действительности же все происходит далеко не так гладко. Приближение к равновесию неизбежно, но идет не постоянным темпом.
Авторы, изучавшие вопрос о существовании непосредственного препятствия на историческом материале, подходили к решению этой задачи с двух противоположных сторон. Одни из них рассматривали только крупные кризисы и пытались установить, не являлись ли эти кризисы следствием роста населения. Другие пытались определить степень давления, оказываемого величиной населения на имеющиеся ресурсы в разные моменты времени, и установить связь между этим давлением и динамикой смертности.
Во время массовой эпидемии бубонной чумы в 1347-1348 гг., вошедшей в историю под названием «Черной смерти», погибло от одной трети до половины всего населения Европы. Хэтчер считает, что для Англии Черная смерть не была «мальтузианской» реакцией, т.е. она не явилась следствием перенаселения.
Однако есть множество фактов, свидетельствующих о том, что эпидемии предшествовал длительный период устойчивого роста населения: так, рента и цены на основные продукты питания росли по меньшей мере в течение двух столетий. В 20-х годах XIV в. было несколько голодных лет. «Антимальтузианский» вывод Хэтчера был сделан на основании отсутствия логической связи между уровнем жизни и масштабами эпидемии чумы, а также исходя из того, что, даже если допустить существование перенаселения, рост смертности оказался непропорционально высоким.
Что же касается экономической реакции на Черную смерть, то она была, несомненно, мальтузианской. Однако то обстоятельство, что индуцированная (эндогенная) реакция смертности на рост населения оказалась чрезмерной и превратилась в экзогенный шок, сокративший численность народонаселения до уровня ниже равновесного, вполне согласуется с более тонкими аргументами Мальтуса.
Изучение одного-единственного исторического эпизода не позволяет ответить на вопрос, возросла ли вероятность такого события вследствие предшествовавших ему экономических обстоятельств. Единственное, что можно утверждать наверняка: последующие эпидемии чумы и дальнейшее сокращение численности населения на протяжении по меньшей мере всего следующего столетия не были следствием повышения уровня жизни в результате первой эпидемии.
Разразившийся в Ирландии полтысячелетия спустя голод из-за неурожая картофеля вновь дал повод для споров вокруг неомальтузианских идей. Мокир объясняет главенствующую роль картофеля в пищевом рационе местных жителей давлением перенаселения в уникальных институциональных условиях Ирландии. Как и в случае с чумой, то, что голод произошел именно в этом месте и в это время, было во многом случайным. Однако в отличие от Черной смерти здесь была возможность смягчить последствия и не допустить такого роста смертности. Остается только гадать, что стало бы с ирландцами, если бы английские политики 40-х годов XIX столетия не были знакомы с теорией Мальтуса.
Главные доказательства существования непосредственного препятствия дает изучение демографических последствий голодных лет, когда вслед за неурожаем происходят краткосрочные скачки смертности. Мёвр обратил внимание на существование тесной связи между ценами на зерно и смертностью в отдельных эпизодах французской истории. Последующие исследования, проведенные на более длительных исторических периодах и использовавшие данные по более широкому кругу стран, подтвердили существование четкой статистической зависимости между смертностью и неурожаями. Однако развитие сельского хозяйства и торговли практически уничтожило эту зависимость в Англии к концу XVI в. и во Франции - к середине XVIII в.
Во времена Мальтуса средняя продолжительность жизни составляла не более 40 лет, ныне в большинстве развитых стран она превышает 70 лет. Поскольку уровень жизни также повысился, создается впечатление, что идеи Мальтуса о смертности не столько описывают предыдущую историю, сколько предсказывают будущее. Некоторое сомнение в правомерности такого утверждения высказал Престон, который указал на отсутствие тесной связи между продолжительностью жизни в разных странах и уровнем подушевого дохода.
Из этого он делает вывод, что уровень развития здравоохранения и медицины имеет для продолжительности жизни большее значение, чем уровень материального благополучия. Однако вполне допустимо предположить, что уровень развития медицины является функцией от подушевого дохода в ведущей стране или в группе ведущих стран, и в этом случае выводы Престона следует понимать лишь в том смысле, что теория Мальтуса более не применима к отдельным странам.
Подводя итоги, можно сказать, что свидетельств, подтверждающих существование постулированной Мальтусом связи между уровнем дохода и смертностью, находится не так уж много. Зато имеется очень много свидетельств в пользу того, что большую часть изменений в уровне смертности невозможно объяснить в рамках столь простой модели.
Рождаемость . В первом издании «Опыта о законе народонаселения» Мальтус утверждал, что «страсть между полами является необходимой и сохранится в практически неизменном виде и в будущем», что фактически означает то же самое, что норма рождаемости есть величина более или менее постоянная, которая не зависит от уровня жизни. В этом случае кривая рождаемости на нашем рисунке выродилась бы в вертикальную линию. Позже Мальтус пропагандировал идею поздних браков как средства сдерживания роста населения.
Будучи викарием англиканской церкви, он осуждал как контрацепцию, так и безбрачие, называя и то и другое «грехом». Тот факт, что возникшее в конце XIX в. движение за контроль над рождаемостью связывалось с именем Мальтуса, является следствием очередного заблуждения, которыми так богата человеческая история. Тем не менее, поскольку в модели Мальтуса только ограничение рождаемости позволяет повысить уровень жизни и увеличить ее продолжительность, нет ничего удивительного в том, что те, кто был согласен с его теорией, пусть даже не разделяя его моральных принципов, рано или поздно должны были обратиться к его теории в поддержку своих идей.
Свидетельств в пользу существования эндогенной реакции уровня рождаемости становится все больше, однако убедительно доказать ее существование так пока и не удалось. Ригли и Скофилд показали, что долгосрочная динамика рождаемости в Англии повторяет долгосрочную динамику заработной платы с 1541 по 1871 г. При этом лаг составлял 40 лет, и из 330 лет в 140 случаях эти показатели двигались в разных направлениях.
Кроме того, в Англии, как и в остальных европейских странах того периода, средний брачный возраст и фертильность в браке оставались достаточно стабильными величинами, и до наступления промышленной революции основной причиной изменений уровня рождаемости в Англии было изменение доли лиц, когда-либо состоявших в браке, в составе всего населения.
Самой большой неудачей теории народонаселения Мальтуса является то, что она не смогла объяснить переход от высокой, практически неконтролируемой рождаемости в браке к современной низкой рождаемости. Процесс этот начался раньше всего во Франции, как раз в то время, когда Мальтус писал свою работу. Примерно тогда же им оказалась затронута часть Соединенных Штатов и Венгрия, а где-то между 1870 и 1914 гг. этому примеру последовали и остальные страны Европы.
При этом ни в одном случае долгосрочное падение рождаемости не было обусловлено падением национального дохода. Если взять сегодняшний день, то в ряде развивающихся стран удалось добиться снижения рождаемости за счет одних только политических мер, не сопровождавшихся экономическим ростом, однако в целом долгосрочный экономический рост продолжает оставаться важнейшим фактором, приводящим к снижению рождаемости.
Неоклассические теории рождаемости, в частности теория Беккера, пытаются спасти мальтузианскую теорию, встраивая ее в модель спроса на детей в качестве эффекта дохода. Поскольку по сравнению с другими потребительскими благами дети обходятся все дороже, возникает эффект замещения, который может оказаться более важным фактором, определяющим динамику рождаемости, чем эффект дохода. Подобная модель действительно помогает понять, почему мальтузианская модель достаточно хорошо объясняет циклические колебания уровня рождаемости как до, так и после перехода от высокой рождаемости к низкой, - ведь относительные цены не могут колебаться так же сильно, как и доход.
Маркс, резко критиковавший Мальтуса, не удивился бы такому выводу. Он всегда утверждал, что мальтузианские законы народонаселения присущи лишь специфическому способу производства в допромышленной Европе и что другим способам производства будут соответствовать иные режимы воспроизводства населения. К сожалению, никаких конкретных указаний о том, как получить правильный прогноз, он не оставил.
Забавно, что теория народонаселения Мальтуса, призванная предсказывать долгосрочное равновесие, хорошо согласуется с краткосрочными колебаниями, но не отражает долгосрочных тенденций. Человечество не достигло идиллического состояния, предсказываемого утопистами - оппонентами Мальтуса. Не выполнили мы и предсказаний Мальтуса.
Отделение функции воспроизводства от «страсти между полами» привело к тому, что рождаемость в богатейших странах мира упала даже ниже уровня, необходимого для простого воспроизводства, а в беднейших странах множество детей обречено прожить свою короткую жизнь в нищете. Современные теории народонаселения должны признать свой долг перед Мальтусом и двигаться дальше.
225-летие со дня рождения английского экономиста Томаса Роберта Мальтуса мировая наука отметила более чем скромно. Хотя его главный экономический трактат "Опыт о законе народонаселения" (Essay on the Principle of Population), опубликованный им в 1798 году, считался едва ли не научным откровением эпохи Просвещения и в последующие времена имел множество апологетов и последователей. Его теория народонаселения, зависящая от его способности прокормить себя, снискала ему широкую известность и даже славу в экономических кругах.
Мальтус был избран одновременно членом Королевского общества и членом Французской Академии, честь, которой удостаивались немногие ученые, стал основателем Клуба политической экономии и одним из основателей Лондонского статистического общества.
Будучи представителем высшего сословия, Мальтус создал, с одной стороны, аргументированную, но с другой, в высшей степени расистскую теорию зависимости нехватки продовольствия от растущего в геометрической прогрессии народонаселения, в то время как средства существования растут лишь в арифметической прогрессии. В качестве мер борьбы с ростом народонаселения Мальтус предлагал "нравственное обуздание" — воздержание неимущих от браков.
В болезнях, изнурительном труде, голоде, эпидемии, войнах, составляющих истинное несчастье для народа, он видел естественные средства уничтожения "лишнего" населения.
"Мальтузианская ловушка" — типичная для доиндустриальных обществ периодически повторяющаяся ситуация, в результате которой рост населения, в конечном счете, обгоняет рост производства продуктов питания. Поэтому в долгосрочной перспективе не происходит ни роста производства продуктов питания на душу населения, ни улучшения условий существования подавляющего большинства населения, а напротив — оно остается на уровне, близком к уровню голодного выживания.
Теория Мальтуса была в свое время резко раскритикована классиками марксизма, которые считали, что ее реакционная роль основана на подмене специфических социально-экономических законов капитализма несуществующими "вечными" и "непреложными" законами природы.
Нет, и не может быть абсолютного перенаселения, есть перенаселение относительное как специфическая особенность капитализма, порожденная действием всеобщего закона капиталистического накопления. Именно действием этого закона, а не законами природы, обусловливается безработица и нищета рабочего класса, считали основоположники марксизма.
Однако современная ситуация на продовольственном рынке заставляет нас вновь вспомнить о пресловутой теории Мальтуса. Сегодня один миллиард людей — шестая часть населения Земли — голодает. Половина человечества страдает от недостатка питания. Около 18 тысяч детей ежедневно умирают от истощения.
При этом растущие цены на продукты питания делают их недоступными для постоянно увеличивающегося числа людей, что стало одним из факторов новой революционной волны в Северной Африке.
Государственные лидеры, корпоративные управленцы, владельцы крупнейших корпораций проявляют озабоченность — но не из-за того, что миллиарды голодают, а потому, что голод миллиардов людей грозит дестабилизировать их власть. Голодные бунты стали слишком частыми для того, чтобы их игнорировать. Глава ЦРУ предостерегает, что растущие во всем мире бедность и отчаяние ухудшают "безопасность США".
Растущие цены на продукты питания привлекают сегодня существенное внимание отчасти из-за того, что их эффект ощущается и на самом Западе, отчасти из-за растущих угроз и вызовов мировой капиталистической системе. Но истинная причина голода шестой части человечества не имеет ничего общего с растущим уровнем жизни в Индии и Китае, как иные экономисты примитивно пытаются объяснить всплеск роста цен на продовольствие в мире. Корни голода кроются в том обстоятельстве, что пища производится ради получения прибыли и половина населения планеты не имеет достаточных средств, дабы обеспечить производителям необходимый уровень прибылей.
Главная причина глобального продовольственного кризиса состоит в том, что система задирает цены сверх возможностей половины человечества по этим ценам платить.
На этом фоне появляются новые теоретики неомальтузианства, такие как Вильям Блюм, автор книги "Убийство надежды". Блюм рекомендует "резко понизить рождаемость", потому что "при прочих равных, сокращение населения будет иметь благотворный эффект на глобальное потепление и доступность воды и пищи".
Однако, по мнению экономистов, отвергающих подобные неомальтузианские объяснения причин нынешнего продовольственного кризиса, проблема заключается в организующих принципах капиталистической системы.
Продукты производятся не для того, чтобы накормить людей. Они производятся, чтобы приносить прибыль. Именно для этого устанавливаются цены. Если эти цены недоступны для половины человечества, то, с точки зрения системы, это достойно сожаления, но совершенно неизбежно.
Вот только не станут ли голодные бунты в странах третьего мира, которые сторонники "мальтузианской ловушки" пытаются оправдать пресловутой теорией перенаселения, тем самым детонатором, который приведет к глобальным политическим потрясениям в мире, способным коренным образом изменить существующую экономическую систему.